Кожа скальпа - самая толстая на теле. Она также гуще всего покрыта волосами. Кроме выполнения защитной функции, кожа скальпа, особенно в передней части головы, играет важную роль в мимике лица. Это связано с тем, что волокна надчерепной мышцы соединены с кожей фиброзными волокнами подкожной клетчатки и могут двигать ее взад и вперед.
Как работает кишечник, могущественный орган человека (realnoir, 2018.06.10 18:29, 88)
Этот орган не менее привлекательная штука, чем сердце и мозг. Он отвечает за твое самочувствие и настроение. В том, как кишечник работает, мы и попытались разобраться.
Если сейчас находка деформированного черепа вызывает интерес, но не изумление, то в XIX веке она, поначалу, действительно становилась событием. Ученым было известно о подобных обычаях у индейцев Латинской Америки, но они никак не ожидали встретить такой череп у себя дома. Поэтому когда в 1820 году такой череп был найден в Австрии, возникло даже подозрение, что это случайно попавший в Европу перуанский череп. Но в 1848 году опять в Австрии был найден второй череп. Черепа такой формы стали называть аварскими, поскольку они были обнаружены рядом с поселениями, которые считали принадлежавшими аварам. В России, в районе Керчи, в начале XIX века тоже нашли деформированные черепа, которые некоторое время оставались неизвестными западным ученым. Во второй половине столетия подобных черепов было известно уже много, и их начали классифицировать и изучать.
Находки деформированных черепов представлены широкой полосой от Китая через Среднюю Азию, Кавказ, Причерноморье, Балканы в Центральную и Западную Европу. Некоторыми народами этот обычай был особенно любим. Ученый подсчитали, что сарматских захоронениях I в. до н.э. – I в. н.э. искусственно деформированы 35,7 % черепов, а в захоронениях II – IV вв. н.э. же 88 % черепов (поэтому большей неожиданностью было бы, если бы найденный в этом году в Аркаиме череп не был бы деформирован). Массово в Западную Европу носители этих черепов проникают в IV веке, в эпоху Великого переселения народов. Это были гунны, аланы, а также некоторые германоязычные племена: алеманны, бургунды, тюринги, гепиды, херулы и другие.
- человек – венец творенья.
- выньте пальцы из варенья.
- ставь свой bentley по фэн-шую.
- на несвежий борщ грешу я.
- мы сожрали оба торта.
- положил бы ты топор-то.
- здесь культурная столица.
- до врачей не дозвониться.
Человеческая рука оказалась древнее обезьяньей
Кисти рук современных человекообразных обезьян, возможно, возникли после того, как в эволюции у наших общих предков сформировался человеческий тип руки.
Человек отличается от шимпанзе, своих ближайших эволюционных родичей, не только размером мозга и почти полным отсутствием шерсти. Например, у нас и у них по-разному устроены руки: у человека большой палец относительно длинный и сильно противопоставлен своим соседям, а остальные – короткие, у шимпанзе же наоборот, большой палец укорочен, а остальные заметно длиннее, чем у людей. Такое устройство конечности помогает обезьянам лазать по деревьям, что до человеческой руки, то считается, что она идеально приспособлена для орудования инструментами и разнообразной тонкой работы. То есть то, что мы можем рисовать, играть на рояле и забивать гвозди, есть результат долгой эволюции человеческой анатомии, начавшейся 7 млн лет назад, когда предшественники людей откололись их общего с шимпанзе предка.
Перенаселенность и агрессивность у людей (по Фромму) (realnoir, 2018.05.30 02:17, 82)
После того, что мы узнали о влиянии тесноты на животных, возникает вопрос, не является ли этот фактор таким же значимым источником и человеческой агрессивности? Многие отвечают на этот вопрос однозначным «да». Лайхаузен, в частности, считает, что для лечения «неврозов», «бунтарства» и другой «агрессивности» лучший способ – это «обеспечение равновесия в человеческих объединениях, нахождение того оптимального численного состава группы, при котором возможно обеспечить контроль». Такого же мнения придерживаются братья Рассел.
Весьма распространенное отождествление «перенаселения», «скученности» (crowding) с «плотностью населения» привело к значительным заблуждениям. Так, Лайхаузен, с его упрощенным консервативным мышлением, совершенно не улавливает того факта, что проблема современного перенаселения имеет две стороны:
– нарушение жизнеспособной социальной структуры (особенно в индустриализованной части мира) и
– нарушение соответствия между плотностью населения и социальными основами жизни (особенно в неиндустриальных обществах).
Человек нуждается в такой социальной системе, в которой он имеет свое место, сравнительно стабильные связи, идеи и ценности, разделяемые другими членами группы. «Достижение» современного индустриального общества состоит в том, что оно пришло к существенной утрате традиционных связей, общих ценностей и целей. В массовом обществе человек чувствует себя изолированным и одиноким даже будучи частью массы; у него нет убеждений, которыми он мог бы поделиться с другими людьми, их заменяют лозунги и идеологические штампы, которые он черпает из средств массовой информации. Он превратился в A-tom (греческий эквивалент латинского слова «in-dividuum», что в переводе значит «неделимый»). Единственная ниточка, которая связывает отдельных индивидов друг с другом, – это общие денежные интересы (которые одновременно являются и антагонистическими).
Эмиль Дюркгейм обозначил этот феномен словом «аномия» и пришел к выводу, что аномия стала основной причиной роста самоубийств на фоне мощного процесса индустриализации. Дюркгейм понимал под аномией разрушение традиционных социальных связей, обусловленное тем, что роль настоящего коллектива отошла на второй план перед мощью государственной машины и всякая подлинная социальная жизнь просто исчезла. По мнению Дюркгейма, люди, живущие в современной политической системе, представляют собой «дезорганизованную пыль из разрозненных индивидов».[113]
Другой выдающийся социолог, Фердинанд Теннис, анализируя социальные системы, провел разграничение между традиционной «общиной» (Gemeinschaft) и современным обществом (Gesellschaft), указывая, что последнее отличается полной утратой всех настоящих социальных связей.
Итак, есть множество примеров, доказывающих, что не высокая плотность населения сама по себе является причиной человеческой агрессивности, а ущербность социальной структуры, утрата настоящих человеческих связей и жизненных интересов. Особенно впечатляющий пример – это израильский кибуц; каждый кибуц густо населен и дает индивиду очень мало места для своей частной жизни. (Много лет тому назад, когда кибуцы жили еще очень бедно, это в еще большей степени было так.) Но у членов этого сообщества почти не наблюдалось симптомов агрессивности. То же самое относится ко многим объединениям по интересам в самых разных странах.
Еще один яркий пример представляют Голландия и Бельгия – две страны, жители которых вообще никогда не отличались агрессивностью, несмотря на самую высокую в мире плотность населения.
Трудно представить себе большую степень перенаселенности, чем та, которая имела место в Вудстоке или на острове Уайт во время молодежных фестивалей, однако никто не сталкивался там с проявлениями агрессивности. А 30 лет назад на острове Манхэттен плотность населения была одной из самых высоких в мире, однако тогда там не было таких страшных проявлений насилия, как сегодня.
Каждый, кто жил в многоэтажном доме на несколько сотен квартир, знает, что в таком доме семья может великолепно жить своей частной жизнью, не чувствуя ни малейших неудобств от соседей по лестничной клетке. И наоборот, в маленькой деревушке гораздо труднее спрятать свою личную жизнь, хотя дома отстоят друг от друга на достаточно большом расстоянии и плотность населения значительно меньше. Но здесь люди более внимательны друг к другу, они любят наблюдать и обсуждать жизнь соседей, и каждый постоянно чувствует себя в поле зрения других людей. Почти то же самое можно сказать и о небольших городских предместьях.
Эти примеры показывают, что агрессивность людей вызывается не высокой плотностью населения, как таковой, а скорее социальными, экономическими и культурными сопутствующими условиями.
Очевидно и другое: та перенаселенность (или плотность населения), которая идет рука об руку с нищетой, не только может, но и ведет к стрессовым ситуациям и агрессивности. Пример тому – большие города в Индии, а также гетто в американских городах. Перенаселение, а также теснота в быту могут вести к отрицательным последствиям в тех случаях, когда человек лишен элементарной «социальной ниши», возможности укрыться от нежелательного общения. Перенаселенность в прямом смысле означает, что число людей, относящихся к определенному сообществу, превышает возможности экономического базиса, т. е. общество не в силах обеспечить своих членов достаточным количеством пищи, нормальными жилищными условиями, а также условиями труда и разумного досуга. Нет сомнения, что такое перенаселение может иметь самые горестные последствия и что число жителей должно быть сокращено до того уровня, который соответствует экономическому базису. Если же общество способно экономически обеспечить большое число людей на небольшой территории, то сама по себе высокая плотность населения не лишает отдельного гражданина возможности спокойно жить личной жизнью и не страдать от нежелательных контактов.
Однако обеспечение соответствующего жизненного стандарта – это только предпосылка для нормальной жизни человека и его защищенности от постоянного вторжения посторонних, оно еще не решает проблему аномии, понимаемой как недостаток общности. Оно не снимает потребности человека жить в мире с нормальными человеческими пропорциями и при этом осознавать себя личностью среди других личностей. От аномии индустриального общества можно будет избавиться лишь при условии радикального изменения всей социальной и духовной структуры общества; т. е. когда индивид не только получит возможность жить в приличной квартире и нормально питаться, но когда его интересы будут совпадать с интересами общества, т. е. когда основными принципами нашей общественной и личной жизни станут не потребительство и враждебность, а дружелюбие и творческая самореализация. А это возможно также и в условиях большой плотности населения, но при этом нужна другая идеология и другая общественная психология.
Отсюда следует, что все аналогии между миром людей и миром животных имеют свои ограничения. Животному «инстинктивное» знание подскажет, какое ему нужно жизненное пространство и какая социальная организация. Он и агрессивность проявляет инстинктивно, просто реагируя на «нарушение своих границ»… У него ведь нет другого способа отреагировать на угрозу своим витальным интересам. А у человека есть масса других возможностей. Он может изменить социальную структуру, может сам установить новые связи на основе общих ценностей. Поэтому позволительно сказать, что решение проблем, связанных с перенаселением, у животного имеет биологические основания, а у человека – социальные и политические.
