Виктор Пелевин Жизнь насекомых. Второй мир
избавиться от ощущения, говорил Митя, стоя с закрытыми глазами в
центре площадки под шестом маяка, что он копает крыльями пустоту, и из
последних сил удерживая себя от догадки, что всю предшествовавшую жизнь он
занимался именно этим. Пока вместе с сотнями других цикад он летел к далекой
горе, второй раз в жизни видя мир таким, как он есть, вокруг стемнело и ему
стало казаться, что он потерял дорогу хотя куда именно он летит, он твердо не
знал, но тут он вспомнил, что стоит между черными кустами терновника и
торчащими из земли выветренными скалами причудливой формы, которые с того места,
где он находился, казались просто участками неба без звезд
Он несколько раз моргнул и слегка надавил на веки пальцами. За ними разлилось
слабое голубоватое сияние, но яркой точки, которая сияла там несколько минут
назад, уже не было.
Все. Больше ничего не вижу, сказал он. И сколько все это
продолжалось?
Дима пожал плечами.
Хотя да, сказал Митя. Конечно.
Цикады наши близкие родственники, сказал Дима. Но они живут в
совершенно другом мире. Я бы сказал, что это подземные мотыльки. Там все так же,
как у нас, но совсем нет света.
Он повернулся и пошел вверх по тропинке. Митя пошел следом, и через минуту
или две они вышли на плоскую площадку между скалами, один край которой обрывался
в пустоту. Отсюда было видно море с широкой лунной дорогой даже не дорогой, а
целой взлетнопосадочной полосой и еще были видно дрожащее сияние на
берегу.
Странно, сказал Митя. Как будто все то, к чему мы с таким трудом
пытаемся всю жизнь вернуться, на самом деле никуда и не исчезало. Как будто
кто-то завязывает нам глаза, и мы перестаем это видеть.
Хочешь узнать, кто?
Хочу, сказал Митя.
Это хорошо, что ты хочешь, сказал Дима, потому что в любом случае
придется.
Митя вздрогнул.
Что значит придется?
Видишь ли, печально сказал Дима, своими недавними действиями ты
растревожил одно очень могущественное существо. Ему все это ужасно не
понравилось. И сейчас оно явится за тобой.
А какое ему до меня дело? спросил Митя.
Оно считает, что ты находишься в его полной власти. Принадлежишь ему. А то,
что ты пытаешься делать, этой власти угрожает. И это существо нападет на тебя с
минуты на минуту.
Кто это?
Труп, сказал Дима как нечто само собой разумеющееся.
Чей труп?
Твой, сказал Дима, чей же еще.
Ты хочешь сказать, что я умру?
В каком-то смысле, ответил Дима. Когда я говорю "труп", я
имею в виду, что тебя ждет тот, кто сейчас живет вместо тебя. На мой взгляд,
самое худшее, что с тобой может произойти, это то, что он и дальше будет жить
вместо тебя. А если умрет он, вместо него будешь жить ты.
Кто это живет вместо меня? спросил Митя. И как труп может умереть?
Хорошо, сказал Дима, не живет, а мертвеет. Это все слова. Неважно. Все
равно бесполезно говорить. Иди и сам все увидишь.
А ты? спросил Митя.
С ним можешь встретиться только ты сам, сказал Дима. И все, что
случится дальше, тоже зависит только от тебя.
Опять в кусты идти? спросил Митя. Сколько можно.
Я не знаю, где он тебя найдет. Но он уже здесь. Совсем рядом.
Где? испуганно спросил Митя.
Дима засмеялся и не ответил. Он подошел к краю площадки, почти к самому
обрыву в море, и отвернулся, словно не желая иметь никакого отношения к тому,
что происходит за его спиной.
Митя огляделся по сторонам. Вокруг были скалы самых разных форм, на
некоторых из них росли пучки травы, которую шевелил ветер, изза чего казалось,
что шевелятся сами камни. Митя посмотрел на Диму. Его застывшая фигура казалась
со спины темным каменным выступом, словно он превратился в одну из скал.
Больше на площадке ничего не было. Митя подошел к началу тропинки, по которой
они только что прошли, и, цепляясь за кусты и камни, стал спускаться вниз.
Прошлый раз он шел за Димой и даже не заметил, насколько трудно здесь идти -
словно тогда вокруг было светлее. Теперь, когда Луну закрыл каменный гребень,
приходилось нашаривать ногой следующий камень и ощупью находить ветки, чтобы
схватиться за них. Через несколько метров Мите показалось, что он завис в темной
пустоте, держась за несколько непонятно откуда взявшихся в ней каменных
выступов, и нет никакой гарантии, что впереди окажется хоть какая-то опора. Он
замер на месте.
"А куда я иду? подумал он. И зачем?"
Он закрыл глаза и попытался прислушаться к своим ощущениям и мыслям, но их не
было. Было просто темно, прохладно и тихо. Можно было продолжить спуск вниз, а
можно было вернуться на площадку, где остался Дима, казалось, что между
этими двумя действиями нет никакой разницы.
Митя попытался сделать еще один шаг, и из под его подошвы вывернулся камень -
он чуть не покатился вслед за этим камнем, но в последний момент успел
схватиться за усеянную шипами ветку, которая глубоко расцарапала ему кожу на
ладони. Камень несколько раз стукнулся о скалы, с шорохом врезался в листву, и
опять стало тихо.
"Что же со мной происходит? подумал Митя, облизывая кровоточащую
ладонь. Как это оказалось, что я стою в полной темноте, в непонятном месте, и
дожидаюсь собственного трупа? Это что, я к свету летел, а прилетел вот сюда?
Ведь я же совсем другого искал. Может, я и сам не знаю, чего, но никак не этого,
точно."
Подул ветер, и внизу зашуршали невидимые листья.
"А может, он на мне опыты ставит. Сейчас пойду и скажу ему, что с меня
хватит
Кто он такой вообще и откуда он взялся? С другой стороны, конечно,
бессмысленный вопрос
Оттуда же, откуда и я. И говорит он тоже правильно. Но
ведь я это и без него всегда знал. И еще много другого знал, кстати
Куда
только это делось
"
Митя попытался вспомнить это другое, и перед ним, почти как в колодце,
промелькнуло несколько отрывистых картин, вместе похожих на фильм, склеенный из
разных слайдов. Оказалось, что лучшее связано с очень простым, таким, о чем
никому и не расскажешь. Это были моменты, когда жизнь неожиданно приобретала
смысл и становилось ясно, что она на самом деле никогда его не теряла, а терял
его Митя. Но причина того, что этот смысл становился виден опять, была
непонятна, а картинки на сменяющихся в его памяти слайдах были самыми обычными -
например, проходящие по ночному потолку полосы света, похожие на лучи зенитных
прожекторов, которые никак не могут поймать люстру, или вид из поезда на длинное
вечернее небо, уходящее в просеку за пыльным окном, или несколько
неотшлифованных бутылочных изумрудов на ладони. Но странное и невыразимое
знание, связанное со всем этим, давно исчезло, а то, что осталось в памяти, было
больше всего похоже на сохранившиеся фантики от конфет, съеденных каким-то
существом, уже давно живущим в нем, постоянно и незаметно присутствующим в любой
мысли (кажется, среди мыслей оно и жило), но все время прячущимся от прямого
взгляда.
А сейчас, сразу же понял Митя, это существо, незаметно жевавшее его почти всю
жизнь и сожравшее его почти целиком, просто не успело отпрыгнуть. Это и был
труп.
Но с ним ничего нельзя было сделать разве что подобрать камень побольше и
ударить самого себя по голове.
Митя еще раз ощупал ногой темную пустоту внизу, повернулся и стал карабкаться
назад. Лезть вверх было проще, и через минуту он уже был на ярко освещенной
лунным светом площадке.
Дима стоял там же, в той же позе и так же неподвижно, и Митя с раздражением
подумал, что в его поведении, пожалуй, слишком много мистического пафоса.
Я все понял, сказал он. Понял, о чем ты говорил. Эй.
Он похлопал Диму по плечу, и тот медленно обернулся.
Это был не Дима.
Это было то самое существо, мысль о существовании которого за минуту перед
этим мелькнула в митином сознании. Ошибиться было невозможно, хотя Митя не мог
сказать, откуда у него возникла эта уверенность. Но в тот же момент, когда он
увидел перед собой собственное лицо, только синее и усталое, он вспомнил место
из старой японской книги, где человеку снится кошмар, в котором он бежит вдоль
берега моря от самого себя, вставшего из гроба. С ним сейчас происходило то же
самое, только не было гроба, берег моря находился далеко внизу, и просыпаться
было некуда.
Митя попятился, и труп шагнул за ним. Митя кинулся к ведущей вниз тропинке,
но, представив себе, как он снова повиснет на ветках, а сверху на него обрушится
собственный труп, он затормозил, развернулся, чуть помешкал, решая, куда бежать,
и почувствовал, как за левое плечо его схватила собственная ладонь.
То есть ладонь принадлежала тому, кто преследовал его, но одновременно он
почувствовал, что сам взял кого-то рукой за плечо. И этот кто-то тоже был он
сам. Митя завыл от ужаса, неловко ударил кулаком в ничего не выражающее лицо с
закрытыми глазами и тотчас почувствовал косой удар по собственной скуле. Труп
медленно и немного карикатурно, в духе гигиеничных американских ужасов, поднял
руки, схватил Митю за горло, и Митя почувствовал, что тоже кого-то душит. Он изо
всех сил сжал пальцы и понял, что еще секунда и он задохнется. Тогда он чуть
ослабил хватку и почувствовал, что может сделать вдох. Он убрал руки, и
одновременно разжались пальцы на его горле.
"Понятно", подумал Митя, повернулся, поднял ногу, чтобы шагнуть,
и почувствовал, что его за левое плечо опять схватила собственная ладонь. Он
испытал мгновенный приступ ярости, лягнул труп ногой и, придя в себя, обнаружил,
что стоит на четвереньках. Он встал, со свистом втягивая воздух в непослушные
легкие. Это было тяжело не только потому, что от удара перехватило дыхание, а
еще и потому, что пальцы трупа опять с тупым усердием сомкнулись на его шее, и
чтобы сделать вдох, ему пришлось ослабить собственную хватку на холодном синем
горле. Митя сделал еще одну попытку отцепиться от трупа, но хоть его движения
были быстрыми и сильными, а труп двигался крайне медленно и вяло, не успел Митя
повернуться, как на плечо ему опять легла собственная ладонь.
Митя обернулся к трупу, слегка так, чтобы можно было дышать сжал пальцами
его горло и сказал:
Ну что? Долго так стоять будем?
Труп не отвечал. Приглядевшись, Митя заметил, что его веки чуть приоткрыты и
он словно бы смотрит вниз. Труп тихо-тихо дышал и, как почему-то показалось
Мите, пытался о чем-то вспомнить.
Эй, ты! позвал Митя.
Сейчас, сказал труп и опять тихо задышал.
"А может, мелькнула у Мити мысль, просто его задушить надо? А самому
потерпеть чуть-чуть."
Он стал осторожно вдыхать, чтобы набрать в легкие достаточно воздуха, но
почувствовал, что пальцы трупа сдавили его горло и с каждой секундой их нажим
становится сильнее. Митя попытался отодрать холодные пальцы от своего горла, но
это не помогло труп, кажется, решил задушить его первым. Митя всерьез
испугался, и пальцы трупа на его горле тут же оторопело разжались.
"Нет, подумал Митя, так не выйдет. А может, перекрестить его? На
всякий случай? Хуже ведь не будет".
Вдруг труп высвободил одну руку, торопливо перекрестил Митю и опять схватил
его за горло.
"Не помогает," подумал Митя и вдруг понял, что все то, что он
думает, думает не он, а труп.
Эй, раздался сверху димин голос, ты еще долго с ним обниматься
будешь?
Митя поднял глаза. Дима, свесив ноги, сидел на высоком камне в нескольких
метрах справа и глядел на вяло текущую внизу схватку.
Дай ему по яйцам, посоветовал он. А потом, когда согнется, замком по
шее.
Что с ним делать? просипел Митя.
Не знаю, ответил Дима. Это ведь не мой труп, а твой. Делай что хочешь.
Все в твоих руках.
Несколько минут Митя стоял напротив трупа, глядя ему в лицо. Ничего ужасного
в этом лице не было оно было спокойным, усталым и грустным, как будто труп
держался руками не за его горло, а за поручень вагона метро, в котором
возвращался домой с давно обрыдлой работы.
Если бы это, не дай Бог, происходило со мной, наконец сказал Дима со
своего камня, я бы перво-наперво как следует рассмотрел, кто передо мной
стоит.
Митя еще раз поглядел на усталое лицо трупа и заметил на нем почти неуловимую
гримасу легкой грусти и обиды, тень какой-то несбывшейся мечты. Митя понял,
какой именно мечты его собственной. И вместо отвращения и страха он испытал к
своему трупу искреннюю жалость, а как только это случилось, холодные пальцы
опять сжали его горло. Но на этот раз Митя ясно чувствовал, что его душит
внешняя сила, и никак не мог ослабить хватку на своем горле. Он изо всех сил
пнул ногой голень трупа и только ушиб пальцы ноги казалось, он ударил железный
столб. Перед его глазами замелькали разноцветные полосы и точки, он
почувствовал, что вот-вот потеряет сознание, и понял, что, задушив его, труп
пойдет домой дочитывать Марка Аврелия.
И тут его внимание привлекло одно из плясавших перед его глазами цветных
пятен. Точнее, как раз это маленькое голубое пятнышко не плясало, а оставалось
на месте, поэтому Митя его и заметил. Это была та самая голубая точка, которая
пропала после того, как он разглядел с ее помощью цикаду. Митя понял, что снова
может смотреть с помощью этой точки, направил луч внимания на утомленное синее
лицо перед своими глазами и почувствовал, что его пальцы сжимают уже не горло, а
что-то мягкое и чуть влажное.
Перед ним на земле стоял большой навозный шар, и его руки уходили в него
почти по локоть.
Он вытащил их, несколько раз брезгливо встряхнул и повернулся к Диме, который
спрыгнул с камня и подошел к шару.
Что это? спросил Митя.
А то ты сам не знаешь, сказал Дима. Навозный шар.
Это было правдой. Митя знал, что это, и отлично знал, что с этим делать.
"Сколько ты у меня украл, подумал он, с ненавистью глядя на шар, -
ведь вообще все, что было, украл
"
Он поднял было ногу, собираясь пнуть его, но понял, что бить некого, и в этом
было самое обидное. Осторожно, чтобы не увязли руки, он нажал на поверхность
шара тот стронулся с места неожиданно легко, подкатил его к обрыву и толкнул
вперед.
Шар прокатился несколько метров по крутому склону, оторвался от него и исчез
из виду. А через несколько долгих мгновений снизу долетел громкий всплеск.
Митя повернулся, медленно дошел до места, где сидел раньше, и сел прямо на
землю, прислонясь спиной к камню.
Странно, сказал он после нескольких минут тишины, но я сейчас
совершенно четко вижу, что эта точка всегда была у меня перед глазами. Абсолютно
все время. Я просто никогда не обращал на нее внимания.
Ты просто не знал, что можно обратить на нее внимание, сказал Дима. А
есть еще очень много такого, на что ты сейчас точно так же не обращаешь
внимания, потому что не знаешь, что это можно сделать.
Например?
Ты любишь читать книги. Но в них все время написано о ком-то другом. Тебе
никогда не хотелось прочитать книгу о себе?
Я ее еще только пишу, сказал Митя.
Кто "я"?
Митя показал на себя пальцем, и Дима засмеялся.
Это сильное преувеличение, сказал он. Если ты увидишь эту книгу, ты это
сам поймешь.
А как ее увидеть?
Ты же сам только что сказал. Обратить внимание.
Митя закрыл глаза и некоторое время сидел молча.
Не могу, сказал он.
Потому что ты до сих пор считаешь, что эту книгу пишешь ты сам, сказал
Дима, хотя тот "ты сам", который так считает, скорее и есть эта
книга.
Он присел на корточки напротив Мити и прошептал:
Что будет, если голубая точка перед твоими глазами посмотрит сама на
себя?
Сама на себя?
Митя зажмурился, и его лицо даже перекосилось от напряжения, так что Дима
снова засмеялся.
Недавно ты упал вниз, сказал он, в колодец. Помнишь? А теперь попробуй
упасть прямо вверх.
Вдруг у Мити в ушах громко хлопнуло, и он увидел, что перед ним опять не
Дима. Перед ним был кто-то другой. И сидели они уже не среди каменных выступов
на маленькой земляной площадке, а совсем в другом месте, и не сидели, а просто
находились, потому что сидеть там было не на чем. Собственно, и не они Мити
уже не было, а был только тот, на кого он смотрел.
Это была фигура в чем-то вроде длинного сияющего плаща а может быть, так
выглядели сложенные светящиеся крылья. Ее лицо и руки были чистым светом, но на
них можно было смотреть так же, как на любые другие руки или лицо. Он знал все
про эту фигуру точнее, она знала все про него, но это было одно и то же,
потому что это и был он сам. Но не тот, каким он себя знал.
То, что было перед ним, на самом деле не имело ни тела, ни какойлибо
определенной формы. Но чтобы можно было смотреть на это, надо было придать ему
какую-нибудь форму, что, как Митя понял, он и сделал совершенно автоматически.
Ясно было только одно все лучшее, настоящее, что он считал главным в себе и
всю жизнь охранял от других и даже от самого себя, было просто кривым и тусклым
отражением того, что находилось сейчас перед ним. Все лучшее в его жизни было
просто каплями свободы и счастья, которые медленно, по одной, просачивались к
нему из неизвестного резервуара, из мира, где ничего, кроме свободы и счастья,
не было. А сейчас дверь в этот мир широко распахнулась.
И Митя понял, что он всегда был просто искаженным и неполным отражением этого
существа, его слабой и бессильной тенью.
И одновременно он понял, что всегда и был этим существом, а то, что он считал
собой раньше, было просто солнечным зайчиком, лучом света, который упал на
какую-то поверхность и образовал множество разноцветных пятен, так притянувших к
себе его внимание, что то ли он стал думать, что он и есть эти разноцветные
движущиеся пятна, то ли пятна стали думать, что они это он.
Как будто он был изображением на экране, а сейчас изображение вдруг
повернулось, посмотрело в ту точку, откуда падал свет, и увидело, что оно и есть
эта точка и этот свет. Но что тогда было изображением? Митя посмотрел на него и
увидел, что это тоже он.
У Мити мелькнула мысль, что все дело в экране, но когда он посмотрел на него,
он увидел, что это тоже он сам, после чего стало совершенно непонятно, как это
он смог упасть сам на себя и образовать изображение, которое тоже он.
Митя попытался назвать собой хоть что-нибудь из всего этого и не смог. Он был
всем этим и абсолютно ничем просто игрой света и тени, на которую смотрело то,
что было им на самом деле, хотя на самом деле не было ничего такого, что было бы
им Митей, сидящим на холодной каменной поверхности огромного и прекрасного
мира, прислонясь спиной к неровному выступу скалы.
Он встал и огляделся. Димы нигде не было видно. Потом он заметил слабый
дрожащий свет, мелькнувший в расщелине между двумя скалами, и подумал, что Дима
там. Дойдя до расщелины, он щелкнул зажигалкой, протянул ее вперед и шагнул
через похожий на порог каменный выступ. Скалы смыкались над головой, образуя
подобие высокой пещеры. Митя увидел впереди слабый огонек, как будто у Димы в
руках догорала спичка, и позвал:
Дима! Где ты?
Тот не ответил.
Кто ты такой? крикнул Митя и пошел вперед.
Огонек тронулся ему навстречу, и через несколько шагов его вытянутая вперед
рука с быстро нагревающейся зажигалкой уперлась в непонятно как оказавшееся
здесь зеркало в тяжелой полукруглой раме из темного дерева.
всего просмотров: 139869
|