Виктор Пелевин Омон Ра. Третья часть
Первый раз в жизни я выпил вина зимой, когда мне было четырнадцать лет.
Произошло это в гараже, куда меня привел Митёк его брат, задумчивый волосатик,
обманом избежавший армии, работал там сторожем. Гараж помещался на большой
отгороженной территории, заставленной бетонными плитами, и мы с Митьком довольно
долго лазили по ним, иногда оказываясь в удивительных местах, полностью
отгороженных от всей остальной реальности и похожих на отсеки давно покинутого
космического корабля, от которого остался только каркас, странно напоминающий
нагромождение бетонных плит. К тому же фонари за косым деревянным забором горели
загадочным и неземным светом, а в пустом и чистом небе висело несколько мелких
звезд словом, если бы не бутылки из-под сушняка и заледеневшие потеки мочи,
вокруг был бы космос.
Митёк предложил пойти погреться, и мы направились к алюминиевой ребристой
полусфере гаража, в которой тоже было что-то космическое. Внутри было темно,
смутно виднелись контуры машин, от которых пахло бензином. В углу стояла
досчатая будка со стеклянным окном, как бы пристроенная к стене, там горел
свет. Мы с Митьком протиснулись внутрь, сели на узкой и неудобной лавке и молча
напились чаю из облезлой жестяной кастрюли. Брат Митька курил длинные папиросы,
разглядывал старый номер «Техники-молодежи» и совершенно никак не
реагировал на наше присутствие. Митёк вытащил из под лавки бутылку, со стуком
поставил ее на цементный пол и спросил:
Будешь?
Я кивнул, хоть мне и стало не по себе. Митёк до краев наполнил темно-красной
жидкостью стакан, из которого я только что пил чай, протянул его мне,
словно войдя в ритм какого-то процесса, я подхватил стакан, поднес его ко рту и
выпил, удивившись, насколько мало усилий надо приложить для того, чтобы сделать
что-то впервые. Пока Митёк с братом допивали остальное, я прислушивался к своим
ощущениям, но со мной ничего не происходило. Я взял освободившийся журнал,
наугад раскрыл его и попал на разворот с крохотными рисунками летательных
аппаратов, названия которых надо было угадать. Один понравился мне больше других
это был американский самолет, крылья которого могли служить пропеллером на
время взлета. Еще там была маленькая ракета с кабиной для пилота, но ее я не
успел толком рассмотреть, потому что митькин брат, молча и даже не подняв глаз,
вытянул журнал из моих рук. Чтобы не показать обиды, я пересел к столу, на
котором стояла банка с торчащим кипятильником и лежали полузасохшие очистки
колбасы. Мне вдруг стало противно от мысли, что я сижу в этой маленькой
заплеванной каморке, где пахнет помойкой, противно от того, что я только что пил
из грязного стакана портвейн, от того, что вся огромная страна, где я живу это
много-много таких маленьких заплеванных каморок, где воняет помойкой и только
что кончили пить портвейн, а самое главное обидно от того, что именно в этих
вонючих чуланчиках и горят те бесчисленные разноцветные огни, от которых у меня
по вечерам захватывает дух, когда судьба проносит меня мимо какого-нибудь высоко
расположенного над вечерней столицей окна. И особенно обидным мне это показалось
по сравнению с красивым американским летательным аппаратом из журнала. Я опустил
глаза на газету, которой был застелен стол она была в жирных пятнах, в
пропалинах от окурков и в круглых следах от стаканов и блюдец. Заголовки статей
пугали какойто ледяной нечеловеческой бодростью и силой уже давно ведь ничто
не стояло у них на пути, а они со страшным разахом все били и били в пустоту, и
в этой пустоте спьяну (а я заметил, что уже пьян, но не придал этому значния)
легко можно было оказаться, и попасть замешкавшейся душой под какую-нибудь
главную задачу дней или привет хлопкоробов. Комната вокруг стала совершенно
незнакомой, на меня внимательно глядел Митёк. Поймав мой взгляд, он
подмигнул и спросил чуть заплетающимся языком:
Ну что, полетим на Луну?
Я кивнул, и мои глаза остановились на маленькой колонке с названием
«ВЕСТИ С ОРБИТЫ». Нижняя часть текста была оборвана, и в колонке
оставалось только: «Двадцать восьмые сутки
», напечатанное жирным
шрифтом. Но и этого было достаточно я все сразу понял и закрыл глаза. Да, это
было так норы, в которых проходила наша жизнь, действительно были темны и
грязны, и сами мы, может быть, были под стать этим норам но в синем небе над
нашими головами, среди реденьких и жидких звезд существовали особые сверкающие
точки, искусственные, медленно ползущие среди созвездий, созданные тут, на
советской земле, среди блевоты, пустых бутылок и вонючего табачного дыма -
построенные из стали, полупроводников и электричества, и теперь летящие в
космосе. И каждый из нас даже синелицый алкоголик, жабой затаившийся в
сугробе, мимо которого мы прошли по пути сюда, даже брат Митька, и уж конечно,
Митёк и я имели там, в холодной чистой синеве, свое маленькое посольство.
Я выбежал во двор и долго-долго, глотая слезы, глядел на желто-голубой,
неправдоподобно близкий шар луны в прозрачном зимнем небе.
всего просмотров: 58824
|