Кирилл Воробьев Хороший плохой Пелевин
Речь пойдет о литературе. А поводом для этой речи стала давно ожидаемая книжка классика психоделического антиреализма Виктора Олеговича Пелевина «Диалектика переходного периода из ниоткуда в никуда». Прочтя ее, я сразу понял это отписка. Ложный шаг в старом направлении. Ждали читатели, ждали... Пять лет ждали. И дождались.
И набросились... А обрадованные критики тут же растерзали книжку в клочья. Доходное это дело пинать Пелевина. Дескать, его роман хрен знает о чем, где снова навалены в кучу суши, покемоны, политики, бизнесеки и черный пиар. Короче, катавасия с фантасмагорией, перемежаемая наркотиками и совокуплением разных частей тел. Они идиоты.
Я не критик. Я писатель, и, возможно, именно поэтому мне видно немного больше, чем привыкшим паразитировать на непонимании третьесортным выпускникам литинститутов. Я не хочу както защищать Пелевина. Я хочу рассказать о великом литературном расколе.
По грубым прикидкам, существует три типа литераторов. Одни попсовики-затейники, строчащие фастлит. Они различаются мастерством, темами, тиражами, но есть у них и общее все они пишут сюжетную прозу, призванную развлечь читателя. Плоды их труда не претендуют на высоты мысли и штиля: они проглатываются в один момент и не оставляют ничего кроме смутных воспоминаний о коллизиях да авторских ляпах.
Второй тип элитюки. Это и авангардисты, сквозь тексты которых приходится прорываться со скрипом и треском: тут и добропорядочные авторы-философы (способные заменить упаковку снотворного), и контркультурщики-эпатажники, и экспериментаторы. Эти тоже могут быть популярны либо неизвестны, но одна черта позволяет их объединить: они последовательно вываливают мысли, не заботясь о содержании и занимательности повествования.
Такие вот два полюса. Сюжетчики и мыслители.
Имеется и третий многочисленный вид. Это те, кто берет лучшее и от первых захватывающую интригу, и от вторых философское наполнение. И получается невероятное: их раскупают, но не понимают. Сюжет для них способ донести мысли, не высказывая их прямо. Таков и Пелевин.
О чем его книги? О безногих псевдокосмонавтах? О том, что часть людей на самом деле насекомые? О том, как делаются политики при помощи мегакомпьютеров? О том, что Чапаев нюхал кокаин? Черта с два.
Возьмем ДПП(NN). Роман «Числа». Кто его главный герой? Почти что олигофрен, человек, не могущий понять, что такое «дискурс». В детстве он краем уха услышал о магической силе чисел и (не разобравшись, какова она, на чем строится) создал себе фетиш число, которому стал поклоняться.
Пелевин поступает хитро. В качестве притягиваемого за уши объяснения магии чисел он берет восточную «И-Цзин» «Книгу перемен» Лао Цзы, произведение, где все гексаграммы наполнены «размытой семантикой», «подстраивающейся» под конкретную ситуацию. Взял бы он, к примеру, каббалистическую нумерологию, недалеко от нее ушедшую нумерологию таро или новейшую нумерологию Авессалома Подводного желаемого эффекта бы не возникло.
Дальнейшие переплетения сюжета всего-навсего доказательство тезиса о том, что человек лишь в своем сознании создает себе тюрьму, сложности, лабиринты, из которых потом пытается выбраться. Герой сам выстраивает свой мир и живет в этих рамках, не в силах уже выглянуть наружу, ведь силы уже ушли на постройку стен.
Даже крах мира главного героя, потеря денег и работы не вызволяют его из придуманного «аквариума». Выбравшись из одного паттерна восприятия, он тут же придумывает себе другой на точно такой же основе.
Так вот. Водораздел всей литературы пролегает не по формальным признакам произведения, а по отношению автора к тексту и задаче, которую он перед собой ставит.
Есть авторы, которым интересны человеческие (да и всякие прочие) взаимоотношения. А есть те, кому интересно взаимопонимание, внутренние оценки ситуации героями его книг.
Именно таковы произведения Пелевина. Он изучает разные типы людей, со своими «тараканами» в башке, как меняется их субъективное мировосприятие и миропонимание, как трансформируется карта их «Внутренней Монголии». А все остальное антураж и декорации.
Вот оно зерно. Основная тема Пелевина тема взаимонепонимания. Он рассматривает ее с разных сторон, и его последняя книга всего лишь очередной взгляд на проблему. А поскольку в предыдущем творчестве писателя она уже достаточно подробно проработана, у читателя и возникает ощущение чего-то знакомого, навязшего на зубах. Так что автор попал в свою же ловушку. «Подчищая хвосты», вынося на публику нечто новое, но не сильно отличающееся от старого, применяя знакомые приемы, он нарвался на агрессивное непонимание и неприятие.
Мне кажется, что ДПП(NN) большей частью результат давления издателей или литагентов, а не плод свободного полета творческой мысли. Возможно, большая часть текста «Чисел» была написана до «Generation П», написана и отложена как «немного не то». И лишь недавно текст и детали были подогнаны под истекающий момент.
Косвенное подтверждение этому можно найти в нескольких интервью Виктора, где он говорит, что начал роман, но не смог с ним справиться.
Есть такая наука «семантрия». Это гадание на смыслах, угадывании смысла как изначально вложенного, так и спонтанно появившегося в тексте. Чем глубже понимание, тем больше у вещи смыслов. И удовольствие от книги можно получить, разглядывая эти сонмы семантик. Это как некие облака.
Облако смыслов писателя Пелевина напрочь перекрывает как «маленькую тучку» неискушенного читателя, так и грозовой фронт «искушенного» критика.
«Я пытался написать роман со свободным фокусом, в котором постоянно меняется угол зрения и смещается точка, из которой ведется повествование. Где, если продолжить аналогию, зашедший пообедать вдруг становится официантом, а потом канарейкой. Я хотел написать роман, в котором героем является присутствие читателя, его внимание, вовлеченное в текст», сказал Пелевин в одном из интервью о своем незаконченном романе.
Уверен, речь здесь идет именно о таком полисемантическом произведении, которое образует «облако взаимоперетекающих смыслов», которое человеку, привыкшему к одномыслию и единоидейности текста, понять сложно. Обычный читатель сможет разглядеть только один из «срезов» этого облака. Это уже не «Сад расходящихся тропинок», это принципиально новая литература.
Сегодня мы живем в таком мире, где писатель вынужден объяснять свои замыслы, потому что иначе его не поймет публика. А без этого непонимания не будет и гонораров.
Так выпьем же за непонимание и продолжим и дальше так же великолепно не понимать друг друга!
|