Армина Багдасаря Hелицензированное обдумывание запрещается
После прочтения Пелевина я, кажется, стала знать еще меньше. Пустота какая-то в
голове. Я ненавижу это ощущение. Чувствую, что нужно что-то сказать, написать,
но не могу. Ведь как бывает с другими книгами. Ты читаешь их, и буквально через
пару глав в голове собственной появляется какая-то неявная, но очень серьезная
идея. Ты чувствуешь это. Не можешь выразить пока словами. о эмоции уже
переполняют тебя. В сознании выстраивается нечто вроде экрана, и ты видишь
книгу! А Пелевина я НЕ ВИЖУ! Хочу, пытаюсь, но НЕ МОГУ!
Для начала лучше обратиться к более раннему памятнику художественной литературы
мэтра российской прозы «GENERATION «П». О нем много говорили еще прошлым
летом. В июле, например, всем поступающим на журфак МГУ на творческом конкурсе
задавали этот каверзный вопрос: «А вы читали «Поколение Пи»?
Да, я читала! И знаете, что осталось после этого, быть может, анального
процесса? Всплывают (откуда и что?) только две вещи. Во-первых, это мухоморное
общение Татарского со столбом-Гусейном еtс. (остальное сами вспоминайте, если
можете). Во-вторых последнее место работы главного героя. Именно место. Я
имею в виду ковер с кокаином в кабинете Азадовского. Причем я нарочно проводила
небольшой соцопрос, чтобы выяснить, кому что запомнилось в «П-и Пи». К
сожалению, никто не порадовал новыми воспоминаниями.
А Пелевин крут. Надо же было на обложке написать: «Все мысли, которые могут
прийти в голову при чтении данной книги, являются объектом авторского права. Их
нелицензированное обдумывание запрещается». Эх! Не дает нам дядя автор подумать.
Выдает какую-то пустоту. а этот раз новым ингредиентом стал Чапаев. Но вы сами
можете посмотреть, что это вышел за образ. А я лучше обращусь к тексту.
Тимур Тихонович, психиатр, говорил: «Те, кто участвует в сеансе вместе с вами,
могут проникнуться вашими идеями и настроениями на некоторое время, но, как
только сеанс кончается, они возвращаются к своим собственным маниям, оставляя
вас в одиночестве. И в эту секунду если удается достичь катарсического выхода
патологического психоматериала на поверхность пациент может сам ощутить
относительность своих болезненных представлений и перестать отождествляться с
ними. А от этого до выздоровления уже совсем близко».
Т. Т. продолжал, а Петька думал так: «Я слабо понимал смысл его слов ЕСЛИ
ДОПУСТИТЬ, ЧТО О БЫЛ». Намек оставим без комментариев.
WOW! А дальше идет моя «любимая» леталка простушки Марии со Шварценеггером. Эх,
девочка, ты и так тупа, а под острым пером Пелевина стала еще тупее. Но мне
понравился твой вывод: «Мария заключила, что имеет дело с сильно замусоренным и
не вполне нормальным сознанием, и, когда все кончилось, испытала большое
облегчение». Я, признаться, тоже. Кстати, это опять намек.
Любопытно. Сам автор определяет свою книгу так: «Это первый роман в мировой
литературе, действие которого происходит в абсолютной пустоте». Я согласна. о
на ум сразу же приходит знаменитое выражение Толкиена о том, что легко
придумать зеленое солнце, но как же тяжело придумать тот мир, который бы это
солнце освещало. Пелевин не смог сделать это.
Не хочу я больше о нем говорить. Пусть учится писать. А то создается такое
впечатление, что все свои произведения он пишет в обнимку со словарем
иностранных слов. Это умно, конечно. Но не совсем понятно и абсолютно не
мотивировано. Как сказала серьезная и немолодая «Литературная газета», Пелевин
до сих пор остается пока только проектом. Вероятно, коммерческим. И не так уж
это круто. А я хочу думать. И не желаю жить в пустоте, подчиняясь анальным
вау-факторам.
|