Лев Рубинштейн Когда же придет настоящий «П»?
Претензии Виктора Пелевина это претензии не на «хорошую», а на «новую»
прозу. Прозу, основанную на иных, внелитературных технологиях.
ИНТРИГА НОВОЙ
ПЕЛЕВИНСКОЙ ВЕЩИ начинается буквально «с вешалки», то есть в данном случае с
обложки, выполненной в нарочито аляповатой плакатно-поп-артистской манере. Да и
название книги «Generation П» задумано как некая завлекалочка. Что, мол, за
«П» такое? Ну-ка, ну-ка!
То, что «П» это безоговорочно выбранное «новым поколением» «пепси», понятно
с первых страниц. А то, что это еще и емкое русское слово, описывающее весь
спектр катастрофических ощущений, становится понятным ближе к концу. Это,
очевидно, еще и любое понятие с приставкой «пост». Не забудем, разумеется, и о
фамилии автора, подсказывающего нам со всей деликатностью, на какую он способен,
кого именно из современных писателей выбирает все та же «New Generation». В
общем полисемия. (На ту же букву, кстати.) По мере чтения нарастает ощущение
еще одного «П», едва ли предусмотренного автором. Это вызывающее естественный
протест ощущение, что тебя берут на ПОНТ понятие в данном случае более
уместное, чем его нормативный и почтенный синоним «авторские амбиции».
То, что автор амбициозен, сомнению не подлежит. Понятно и то, что его
претензии это претензии не на «хорошую», а на «новую» прозу. Прозу, основанную
на иных, внелитературных, технологиях, главной из которых является технология
успеха. А о ней он, судя по искомому результату, некоторое представление имеет.
Более того, непростые механизмы балансирования на грани элитарного и попсового
(опять «П») для него не только техника, но и тема: «Есть четкая дефиниция,
сказал Морковин назидательно. Альтернативная музыка это такая музыка,
коммерческой эссенцией которой является ее предельно антикоммерческая
направленность. Так сказать, антипопсовость. Поэтому, чтобы правильно просечь
фишку, альтернативный музыкант должен прежде всего быть очень хорошим
поп-коммерсантом, а хорошие коммерсанты в музыкальный бизнес идут редко. То есть
идут, конечно, но не исполнителями, а управляющими
»
Виктор Пелевин из тех авторов, о которых, что называется, говорят. Масштаб
его популярности по нынешним временам выглядит вполне впечатляюще. Его читают
даже те, кто давно уж «забил» на всякую «текущую» беллетристику. Он не участник
какого-нибудь там вялотекущего «литературного процесса». Кому это интересно? Он
исполнитель (плохой ли, хороший дело другое) некоей культурной роли.
Культурная роль Пелевина примерно та же, какую в свое время сыграли братья
Стругацкие. Отработанный «наш советский сюрреализм», помноженный на
научпоповский ориентализм и нетоталитарные умонастроения думающей части
научно-технической интеллигенции, перемещенные от греха подальше (то есть
подальше от Главлита и КГБ) в иные галактики, своевременно и коммерчески успешно
сменился грибочками да промокашечками, коанами да хуанами, мантрами-фигантрами,
языковыми достижениями «новорусского» фольклора и компьютерно-англизированным
сленгом, грамотными матюжками и стопроцентным моральным релятивизмом персонажей
(но не автора, не дай бог. Автор-то, ясное дело, всю правду видит, да не скоро
скажет).
«Generation П» это несколько бестолковое повествование, которое, несмотря
на то, что оно временами то «глючит», то «зависает», читать все же занимательно.
Жанр? Антиутопия не антиутопия. Сатира не сатира. Да в общем-то и неважно. Язык?
Язык с точки зрения адептов «качественной» прозы никакой. Это язык нынешнего
«нового журнализма» не без изящества, не без наблюдательности, не без бойкости
и даже виртуозности, не без проницательных и парадоксальных обобщений:
«
история парламентаризма в России увенчивается тем простым фактом, что слово
«парламентаризм» может понадобиться разве что для рекламы сигарет «Парламент»
да и там, если честно, можно обойтись без всякого парламентаризма».
Центральный персонаж человек по фамилии Татарский сочинитель рекламных
клипов (бывший студент Литинститута, бывший поэт, бывший торговец коммерческого
ларька), в котором просвечивают автопортретные черты и который при этом здорово
смахивает сразу на всех англосаксонских литературных циников-лириков, поначалу
мучимых рефлексией по поводу собственной реликтовой интеллигентности, но по ходу
дела падающих все ниже и ниже. Перемещающийся в пространстве и попадающий в
различные более или менее фантасмагорические ситуации герой то нарежется
мухоморов, не специально ли для того, чтобы потом высокохудожественно и до
невозможности многозначительно погаллюцинировать страницах на двадцати. То
мимоходом запишет в блокнотик рекламную концепцийку: «Коммерческая идея:
объявить тендер на отливку колоколов для храма Христа Спасителя. Кока-колокол и
и Пепси-колокол. Пробка у бутылки в виде золотого колокольчика. (храм Спаса на
pro-V: шампунь, инвестиции)».
Самое запоминающееся в книге это как раз описания рекламных клипов. Нет
сомнения, что многие из них обречены на безудержное цитирование. Не ради ли них
затеяно повествование? Да и само повествование это, в сущности, вольный, не
слишком отягченный каким-либо ритмообразующим принципом монтаж клипов. По
некоторым деталям можно предположить, что секреты рекламоделанья знакомы автору
не с чужих слов. Клипы и слоганы сделаны иногда очень точно и очень смешно:
«ХРИСТОС СПАСИТЕЛЬ. СОЛИДНЫЙ ГОСПОДЬ ДЛЯ СОЛИДНЫХ ГОСПОД» или: «Мал, да уд ал»
(это о презервативах).
В общем, читать можно. А это, уверяю вас, комплимент по нынешним временам
серьезный. Некоторый же возникающий по прочтении романа металлический привкус во
рту спишем на то, что причислить себя к гипотетическому поколению «П» мы не
имеем ни возможности, ни желания.
Если первая страница обложки пытается нас всячески заинтриговать, то
последняя наподобие записанного на пленку взрыва смеха в телешоу самым
лапидарным образом предписывает нам проявление восторга, выраженное в данном
случае энергичнейшим междометием «Wow!». От «Вау!» мы на этот раз, пожалуй, все
же воздержимся, ограничившись лишь вежливыми аплодисментами.
|