Новый роман Пелевина ждали долго, а прочли в один миг. «Долго» — не то слово. Пять лет в разлуке с любимым — целая вечность. Плюс еще несколько дней, поскольку премьера книги, заявленная на 27 августа, случилась только в начале сентября. Широкие читающие массы этого, по-моему, не заметили. Неделей раньше, неделей позже — какая разница. Пустое сердце бьется ровно. Эх, нет у нас такого, чтобы за свежим печатным словом культового (гипногештальтового) автора вились очереди в ночи…

Пять лет — трудная пауза. За это время могут перегореть и поклонники, и таланты. Чего мучительно ждешь, от того много требуешь. В итоге разочарование неминуемо. «ДПП (пп)» как раз и есть Книга Больших Разочарований (КБР). Кажется, будто читатели взрослеют, а их кумир наглухо застрял в постпионерском отрочестве — со своим блестяще-вундеркиндным стилем и набором примочек; и то, что его именуют теперь не иначе как Виктором Олеговичем, не делает Пелевина старше. Оформительски «ДПП» разубрана, как новогодняя елка. На лицевой стороне обложки врубелевский Демон тискает репинскую Девочку с персиками, причем сразу понятно, какие именно персики имеются в виду. Сзади штрих-код переходит в три шестерки и крупную надпись «Торговля с рук разрешена». Фронтиспис украшен двумя расплывчатыми фотопортретами автора: слева он в свитере, с пистолетом и мишенью; справа — голый по пояс и с красным яблоком в доверчиво раскрытой ладони. Гибрид змея-искусителя с прародительницей Евой. Темные очки, естественно, прилагаются.

Пелевин стал узнаваем и предсказуем. Это пугает. Предыдущему роману — Generation «П», «Диалектика…» приходится родной сестрой, прыщавой и угловатой на фоне старшей — красавицы. Возвращается из пятилетнего отпуска концептуалист Малюта, поминается мельком главный герой ОР Вавилен Татарский. Опять чеченцы, бизнюки, рекламные слоганы, Березовский, пепси-кола, адаптированный дзен-буддизм, макабры, големы, симулякры и спокойный мат, которого не замечаешь… Опять в центре мироздания деньги — как цель, средство и форма существования белковых тел. Религия потребления логично утыкается в потребительский рай.

Перемены незначительны и связаны не с озарениями Пелевина, но с объективной и довольно-таки скучной ситуацией в современной России,. Где раньше бизнес пасли черные, а теперь люди в погонах, видимых и незримых. «Порыв ветра, долетевший со стороны Кремля», заставил Пелевина поработать флюгером, не более того. Раньше он (не ветер — Пелевин) легко проносился над землей, и нас щекотала под ложечкой его обманчивая простота. Теперь он стал всего лишь поверхностным и оскорбляет преданные читательские души своей фальшивой сложностью.

«ДПП (пп)» состоит из поэтической элегии, серьезному обсуждению не подлежащей, романа «Числа» (на 257 страниц) и четырех рассказов, в которых фантомно возникают и тут же бесследно испаряются герои «Чисел». Сверх того — на бонус — еще два коротких произведения китайского толка, совершенно заумные или, выражаясь со всей прямотой, занудные. Осилить их до конца, по-моему, не представляется возможным. В этой арифметике «Числа», конечно, главный просчет, потому что завязка романа халтурна до абсурда и абсурдна до халтурноеT. Фактически завязки нет. Человек, свихнувшийся на числе 34, достоин максимум а-ля хармсовского рассказика. Все мы тайно играем с числами и стараемся не наступать на трещины в асфальте, но на целую жизненную философию это никак не тянет. А для тяжелого психопата банкир Степа Михайлов слишком нормален во всех прочих отношениях.

Пелевин по-прежнему замечательно складывает слова. «У нее были большие, как у страха, глаза…», «Шпагоглотательница, перековавшая мечи на орал…», «старый пиардун», «декоративный олигарх», «закрытие советского проекта». Недотыкомка превратилась в «недотыкомзер» — индийский духовный учитель похож на «пожилой просветленный баклажан»; звуки «Беса ме мучо» ассоциируются с мучающими ге роя бесами; певец Боря Маросеев исполняет бетховенского «Сурка» (видимо, по аналогии с «барсуком» — молодым геем на молодежном сленге)… А лозунг «За Е. Боннер!» — какое изумительное неполиткорректное хулиганство. Меня тоже всегда удивляло, почему человек, призывающий жить не по лжи, помечен фамилией Со-лхе-ницын…

Из разряда хулиганств, прикольных и красноречивых, — антипод Степы, голубой банкир Сракандаев по кличке «Ослик Семь центов». Ослик — это эмблема издательства «Вагриус», с которым Пелевин расстался в пользу «Эксмо». А вот что такое семь центов, затрудняюсь ответить. Может быть, общая сумма гонорара по итогам предыдущего сотрудничества?..

В «Диалектике…» на удивление значительную роль играет женщина, англичанка-филологиня Мюс. На страницах ОР существо немужского пола возникло чуть ли не однажды — в облике валютной проститутки, тускло помаячило и растворилось через три строки. Мюс существует конкретно, но лучше бы ее не было. С самого начала нет сомнений, что это злобная параноидальная истеричка, которую сколько ни …, она все равно в лес, т.е. на Запад смотрит. А Запад у Пелевина даже противнее Востока. Спать с этой псевдотолерантной хабалкой может только любитель садо-мазо. Нет, у Степы Михайлова точно с головой непорядок. Или (скучнее, но вернее) Пелевин просто не умеет писать про женщин. И про любовь заодно. Потому что любовь не годится в сюжеты рериферий-ного плана.

Зато впервые, кажется, Пелевин уделил столько внимания нашей поголубевшей действительности. Если помните, в финале GP буква «П» расшифровывалась как женский орган. Теперь нет такой буквы, и слова такого нет. Нынешнее поколение — это Generation «Ж». А «ж», она у обоих полов примерно одинакова и потому в общем-то беспола. Очень точно подмечено: голубизация российского общества связана с тем, что оно, общество, становится все более и более асексуальным. Занимается одним, а думает о другом.

За пять лет мы пропутешествовали не из Ниоткуда в Никуда, а из точки «П» в точку «Ж». Мы долго говорили, что нас имеют, и в этом был хоть какой-то жизнеутверждающий смысл. Теперь мы говорим, что страна в полной ж…, а из черной дыры исхода нет. Групповое изнасилование сменилось массовым испражнением. Отсюда и банкир Сракандаев, и новый татарин Насых Настратуллаевич…

Правда, анусы и фекалии в нашей литературе считаются прерогативой Сорокина. Пелевин явно посягнул на чужую территорию. Видать, у мудрого Сорокина была избушка лубяная, а у романтика Пелевина ледяная. И вот она растаяла. Ах, как жаль…

РУССКИЙ КУРЬЕР N92 10 сентября 2003 г.